Константин Петрович Уральский родился в 1906 году в г. Уральске. 
Окончил отделение механизации Всесоюзного агропедагогического института.
Комсомолец 1920-х годов.
Активный участник становления и укрепления советской власти в Уральской области. Состоял в частях особого назначения.
В 1929 году в числе 25-тысячников был направлен на строительство и укрепление колхозов в Тепловский район Уральской области.
Затем работал заместителем директора Калужского сельскохозяйственного техникума им. К.А. Тимирязева.
С 1934 по 1941 годы директор Калужского гидромелиоративного техникума.
Участник Великой Отечественной войны.
Награждён орденами Отечественной войны 1-й степени (1985 г.), Красной Звезды (1945 г.), медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.».
После войны некоторое время работал преподавателем механизации в Калужском зооветеринарном техникуме.
Всю жизнь увлекался живописью, автор нескольких сотен художественных полотен.
Скончался в 1990 году.

Из воспоминаний Константина Петровича (публикуются впервые)

«17 апреля 1941 года Калужский горвоенкомат меня, как старшего политрука запаса, в составе большой группы политработников также находящихся в запасе, состоящей из директоров многих учебных заведений, руководителей предприятий и организаций г. Калуги направили в г. Чебоксары – столицу Чувашской ССР на куры усовершенствования политсостава запаса.
В течение двух месяцев мы проходили там боевую подготовку, в основе которой лежал суворовский принцип обучения: «Тяжело в учении – легко в бою».
На его основе мы в полной боевой выкладке, по-пластунски с «боями» проползали вдоль и поперёк всю землю на десятки километров вокруг г. Чебоксары, форсируя вброд и вплавь реки и речушки, преодолевая всевозможные препятствия, сокрушая «условного врага», так, что пот, смешанный с пылью, не успевал высыхать на наших спинах и на нашем обмундировании.
Подлинную боевую, тяжёлую школу прошли мы там за установленное время, казавшееся нам невероятно долгим. Но вот, наконец, обучение закончилось. Сдав военное обмундирование, нарядившись в свою гражданскую одежду, после успешного окончания курсов, ночью 21 июня мы отправились из Чебоксар в обратный путь, в Калугу.
22 июня 1941 года, все мы в вагоне проснулись по привычке рано и дружно, как во время боевой учёбы, ничего не подозревая, каждый из нас строил радужные планы организации хорошего отдыха по прибытии домой.
Настроение у всех было приподнятое, весёлое. Лично у меня было особо радостное настроение, вызванное получением телеграммы перед самым отъездом в Калугу, что у нас в семье родилась дочь (впоследствии, Елена Константиновна Уральская преподавала в Калужском зооветеринарном техникуме). И я уже думал о том, как лучше отметить дома это радостное событие, что необходимо приобрести мне в связи с этим событием в Москве, через которую пролегал наш путь.
Весь вагон, в котором мы ехали, был занят только нами – политработниками запаса, возвращавшихся с курсов в г. Калугу. Посторонних в нашем вагоне никого не было.
Кто-то запел хорошо разученную за время пребывания на курсах, боевую солдатскую песню. Её дружно подхватили во всём вагоне, так, что она стала слышна далеко за пределами нашего вагона с открытыми окнами, разносясь по пути нашего следования.
Как только стал останавливаться наш поезд, подходя к какому-то небольшому городку, через открытые окна вагона послышался громкий крик пожилой женщины. Она с выражением упрёка громко продолжала кричать, потрясая руками в сторону нашего вагона.
- Как вам не стыдно? Что вы орёте? Война началась, а вы песни поёте…
- Что ты, бабка, какая война?- кто-то громко спросил её, высунувшисб из окна нашего вагона.
- А вон… идите, послушайте радио… узнаете, какая война! – вновь громко укоризненным тоном ответила она.
На перроне небольшого вокзала группа людей в застывших позах, стоя напряженно, с тревожными лицами, обращенными к репродуктору, слушали правительственное сообщение о вероломном нападении фашистской Германии на нашу Родину.
К ним торопливо, но бесшумно подходили люди, выходящие из вагонов нашего поезда. Остановившись, они, как вкопанные, не шевелясь, с особой тревогой вслушивались в каждое слово, громко, отчётливо, произносимое диктором, которые с невыразимой болью отражались в груди и сердце каждого человека. Словно удары молота слышалось биение собственного сердца. Этого чувства страшной тревоги и горечи невозможно забыть никогда.
Вышедший на перрон для отправления поезда дежурный по вокзалу, взглянув на застывшую толпу взволнованных в неподвижности людей, воздержался от его отправления до конца сообщения.
Как только закончилась она, был дан сигнал к отправлению поезда. Все проезжие быстро разошлись по вагонам. Молча вошли и мы в свой вагон. Обстановка в нём стала уже совершенно неузнаваемой. Наш вагон вроде бы стал пуст. Только стук колёс стал каким-то необычно громким, торопливым, спешащим куда-то и в их стуке стали отчётливо слышаться уже слова: «Скорее, скорее, скорее…»
Все мы теперь думали только о том, как поскорее выполнить свой священный долг перед Родиной – встать в боевые ряды ее защитников с оружием в руках. Ведь у каждого из нас в военном билете был красного цвета мобилизационный листок, обязывающий явиться в свой военкомат в первый же день по мобилизации, в случае начала войны. А мы были еще далеко от Калуги.
С наступлением темноты, в тот самый страшный и памятный день начала войны, мы подъехали к Москве. Она была уже неузнаваемой: не было видно сверкающих огней, всюду царил уже незнакомый до сих пор полумрак, и в нём чувствовалась какая-то особо ощутимая напряженность.
На улицах шло оживлённое движение людей и различных видов транспорта. Особенно оживленно было на перекрестках улиц, где по-видимому в целях лучшей видимости в ночное время, окрашивали белой краской бордюры тротуаров, углы тёмных зданий, на стенах домов и ограждениях вывешивались и писались крупными буквами указатели места нахождения убежищ. Продолжалась работа по затемнению домов и уличного освещения.
На хорошо знакомом нам Киевском вокзале, откуда нашей группе предстоял выезд на Калугу, обстановка выглядела тоже совершенно необычной. Было огромное скопище людей, среди которых большинство одетых уже в военную форму, особенно много в форму лётного состава Красной Армии.
Стабильное расписание поездов для мирного времени было нарушено и по существу не действовало. Нашей группе по литерным военным билетам лишь спустя несколько часов с помощью военного коменданта, в полночь, удалось отправиться на Калугу, в каком-то смешанном, дополнительно сформированном поезде, из различного вида товарных вагонов.
Сидя на полу и лёжа на нарах, в невероятной тесноте и духоте, смешанной с табачным дымом, мы добрались до своего города с сильно отяжелевшей головой.
С вокзала, всей группой, организованно, мы направились прямо в горвоенкомат, где было очень много разного рода людей, находящихся в непрерывном движении.
Одни подходили к военкомату, других отходили от него. Получив соответствующее направление, несмотря на множество народа, нам ждать долго не пришлось. В наше распоряжение было предоставлено два часа времени, для того, чтобы произвести окончательный расчёт по месту своей работы и попрощаться с семьей.
Не теряя времени, каждый из нас спешил к месту своей постоянной работы. Зайдя в техникум, я написал приказ о своём выбытии по мобилизации в армию, оставив в качестве и.о. директора техникума своего заместителя по учебной части Корчикова С.Я. и получив окончательный расчёт в бухгалтерии, поспешил домой.
Для посещения дома, после весьма длительной разлуки, у меня оставалось всего лишь несколько минут. На свою долгожданную, новорожденную дочку я посмотрел лишь на спящую в кроватке, распростившись с женой и 4-летним сыном, надолго выбыл из дома…»